Автор этой книги — генерал-лейтенант Белой армии, атаман Забайкальского казачьего войска, одна из самых знаменитых, самых ключевых и неоднозначных фигур гражданской войны. Его воспоминания, написанные уже в эмиграции, не только воскрешают перед глазами читателя многие интереснейшие эпизоды гражданской войны и Белого движения, но и изобилуют размышлениями о грядуших судьбах России и россиян — размышлениями глубокими, неординарными, в зачастую — пророческими.
|
Григорий Михайлович Семенов родился 13 (26) сентября 1890 года в поселке Куранжа станицы Дурулгуевской Забайкальской области в многодетной семье. Отец Михаил Петрович — казак, землероб. Мать Евдокия Марковна (в девичестве Нижегородцева). Семья Семеновых не бедствовала: сдавала государству (в первую очередь военному ведомству) ежегодно 250-300 пудов мяса, располагала первоклассной по тем временам сельскохозяйственной техникой фирм "Маккармик" и "Моисей Гарис", а потому обходилась почти без наемной рабочей силы.
Григорий Михайлович с детства говорил по-монгольски и по-бурятски. Позднее овладел английским языком, мог изъясняться по-китайски и по-японски. В 1908 году поступил, а в 1911 году окончил Оренбургское казачье юнкерское училище, получив похвальный лист начальника училища и чин хорунжего. Назначение Семенов получил в 1-й Верхнеудинский полк Забайкальского казачьего войска, но через три недели был откомандирован в Монголию для производства маршрутных съемок, где наладил хорошие отношения с монгольским монархом Богдо-гэгеном, для которого перевел с русского языка "Устав кавалерийской службы русской армии", а также стихи Пушкина, Лермонтова, Тютчева.
В декабре 1911 года, сразу после провозглашения независимости Монголии от Китая, Г.Семенов с подчиненными ему казаками поддержал монголов в столкновениях с китайским гарнизоном столицы г.Урги, за что получил благодарность своего военного начальства из штаба округа. Однако русский консул посчитал, что это вмешательство может послужить поводом для обвинений в нарушении нейтралитета, и по настоянию МИД России Г.Семенов был отозван из Урги. Путь из Урги в свой полк в Троицкосавск (3350 верст, приблизительно 375 км) он покрыл, при средней температуре минус 45 градусов, за 26 часов непрерывного галопа. Вернувшись в свой полк, Григорий Михайлович чуть не угодил под суд за "ошибки", допущенные в Урге. Но суд не состоялся, а Семенова перевели в 1-й Нерченский полк. После начала Первой мировой войны полк вошел в состав 10-й Уссурийской дивизии генерала Крымова, и таким образом Семенов оказался в одной части с бароном Р.Ф.Унгерном фон Штенбергом и бароном П.Н.Врангелем.
В ноябре 1914 года прусские уланы, неожиданно налетев на штаб 1-го Нерченского полка, захватили его знамя. Возвращавшийся из разведки с полусотней Г.Семенов случайно наткнулся на них, но не растерялся, развернул казаков в цепь и повел в атаку на врага, вдвое превышавшего его, и отбил полковое знамя, за что получил орден Св.Георгия 4-й степени. Через три недели Семенов отличился вновь и получил Золотое Георгиевское оружие. Казаки под его командованием отбили у немцев большой обоз, при котором была артиллерия, и взяли в плен двух подполковников, один из которых был командиром пехотного батальона. Кроме того, Г.М.Семенов был награжден орденом Св.Владимира 3-й степени.
В июне 1917 года он по приказу Временного правительства прибыл в Петроград. Увидев анархию и активность большевистских агитаторорв в столице, а также посетив несколько заседаний Петроградского совета, он предложил полковнику Муравьеву, формировавшему добровольческие части, ротой юнкеров арестовать членов Петроградского совета как агентов вражеской страны, немедленно судить их военно-полевым судом и тут же привести приговор в исполнение. Затем, если потребуется, арестовать Временное правительство и "от имени народа просить Верховного Главнокомандующего генерала от кавалерии Брусилова принять на себя диктатуру над страной". Муравьев доложил о плане Брусилову, но тот оказался от его осуществления. Такая версия событий изложена Г.М.Семеновым в книге воспоминаний "О себе", изданной в Харбине в 1938 году, а в допросе его заместителем Генерального прокурора СССР Вавиловым 17 августа 1946 года (т.11 л.д.140-144) картина предстает такая. 23 июля Г.М.Семенов был принят Керенским, который вручил ему мандат комиссара Временного правительства по Иркутской области и значительную сумму денег, после чего Григорий Михайлович отбыл в Иркутск для формирования частей из монголов и бурят, которые, естественно, в армию не рвались. Во время попыток сформировать монголо-бурятскую часть пришло известие о взятии власти большевиками.
Г.Семенов отошел с некоторым количеством казаков в Манчжурию и сформировал там особый Манчжурский отряд для борьбы с большевиками. Начало формирования отряда положил случай, произошедший в декабре 1917 года. Начальник Китайско-Восточной железной дороги (КВДЖ), которая проходила по Манчжурии, генерал Д.Л.Хорват считал, что перемена власти в центре никак не отразится на его положении, и потому не принимал каких-либо мер против большевиков. Г.Семенов решил отправиться в Харбин, дабы открыть ему глаза на происходящее. 18 декабря Семенов прибыл на станцию Манчжурия. Там он увидел полностью деморализованный "обольшевичившийся" русский гарнизон. Китайские войска хотели разоружить его, взять под охрану и навести порядок в городе. Переговорив с начальником китайского гарнизона генералом Ганом, Семенов решил разоружить русских сам, на что имел право как комиссар Временного правительства. Он потребовал от начальника станции предоставить свободный эшелон в 30 теплушек, оборудованных нарами и печами, и отправил его на станцию Даурия, якобы для того, чтобы загрузить свой "монголо-бурятский полк", которого в действительности не существовало. На следующий день в 4 утра "полк" прибыл на станцию Манчжурия. Он состоял из семи человек во главе с войсковым старшиной бароном Унгерном. Никому и в голову не пришло, что полка нет, а состав прибыл почти пустой. К семи часам русский гарнизон, насчитывавший 1500 человек, был разоружен семью казаками; барон Унгерн с одним (!) казаком лично разоружил две роты, посажен в эшелон и в 10 утра отправлен в глубь России. Перед отправлением состава Семенов объявил солдатам, что задняя теплушка занята конвоем, и отправил одного подхорунжего Шувалова конвоировать эшелон из 37 вагонов. На станции Даурия Шувалов спрыгнул, а эшелон пошел дальше. Таким образом под контролем Г.Семенова оказались два гарнизона — даурский и манчжурский, сразу после разоружения которого Семенов отправил генералу Хорвату телеграмму: "Харбин, генералу Хорвату. Разоружил обольшевичившийся гарнизон Манчжурии и эвакуировал его в глубь России. Несение гарнизонной службы возложил на вверенный мне полк. Жду ваших распоряжений. Есаул Семенов".
Так начал свое существование Особый манчжурский отряд, который позднее вырос до армии. С ним Г.Семенов вернулся в Россию — и на станции Даурия Забайкальской железной дороги организовал штаб. За время гражданской войны Григорий Михайлович Семенов был избран походным атаманом Уссурийского, Амурского, Забайкальского, Уральского и Сибирского казачьих войск.
7 апреля 1918 года атаман Семенов начал свое первое наступление на красных, которых возглавлял Сергей Лазо. Наступление развивалось удачно — войска продвинулись на 200 верст по территории Забайкалья.
После прихода к власти Верховного Правителя России адмирала А.В.Колчака в ноябре 1918 года атаман Семенов, после небольших препирательств, признает его власть и подчиняется адмиралу. Колчак присваивает Григорию Михайловичу воинские звания, последнее из которых — генерал-лейтенант. Перед сложением с себя полномочий Верховного Правителя России А.В. Колчак указом от 4 января 1920 года, до соединения с генералом А.И.Деникиным, назначает атамана Семенова Главнокомандующим Вооруженными Силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа и наделяет "всей полнотой военной и гражданской власти на этой территории". 6 октября 1920 года атаман переподчинился новому главкому — генерал-лейтенанту барону П.Н.Врангелю. В вооруженной борьбе с большевиками он участвовал до своей эмиграции в Манчжурию в сентябре 1921 года. Интересный и малоизвестный факт содержится в книге Семенова "О себе". Оказывается, он вызвал на дуэль главнокомандующего силами Антанты в Сибири французского генерала Жанена — за предательство им адмирала А.В.Колчака, заключавшееся в согласии Жанена на выдачу адмирала красным. Дуэль, правда, не состоялась — француз на нее не явился.
Атаман Семенов — один из самых известных и влиятельных командиров Белого движения, наряду с такими его лидерами, как атаманы П.Н.Краснов, А.Г.Шкуро, А.И.Дутов, генералы А.И.Деникин, П.Н.Врангель, Н.Н.Юденич, адмирал А.В.Колчак. Под его контролем во время гражданской войны находилась огромная территория Забайкалья.Позднее его обвиняли, как и остальных лидеров Белого движения, в жестоком подавлении революционных восстаний, изъятии продовольствия и фуража у населения, истреблении большевиков и лиц, сочувствующих советской власти. Важнейший интересующий многих вопрос — это вопрос о золотом запасе Имперской России. Что же стало с ним и каково участие атамана Семенова в его вывозе из России? Согласно имеющейся в следственном деле (т.25 л.д.2-4) справке, подготовленной начальником валютного управления Минфина СССР И.Злобиным, всего белогвардейцы увезли около 500 тонн золота на сумму 664.984.657,63 полновесных царских рублей. В распоряжение атамана Семенова попало 2 вагона с 2 тысячами пудов золота (32,76 тонны). Это 722 ящика на сумму 44.044.342,06 царских рублей. Советские финансисты подсчитали, что на май 1946 года это условно составляет 203.374.749,2 советских рублей. Правда, из этой суммы надо вычесть почти 667 тысяч царских рублей, которые атаман истратил в ноябре-декабре 1919 года на нужды своей армии. Семенов в допросе от 16 августа 1946 года (т.11 л.д.131-134) подтвердил захват в 1919 году 2 вагонов с золотом на сумму 44 млн.рублей. Где же это золото сейчас? Если о золоте адмирала А.В.Колчака в деле туманно сказано, что оно в "японских банках", то с золотом, попавшим в распоряжение атамана Семенова, все ясно: оно хранилось в Гонконге, контролируемом в то время англичанами, в Гонконг-Шанхайском банке в сейфе на имя китайского журналиста Вен-ен-тана, бывшего доверенным лицом Семенова. Во 30-е годы атаман пытался получить золото, но у него ничего не получилось. Судя по следственному делу, несмотря на все усилия, не получилось это и у правительства СССР, так что золото (или его оставшаяся часть), видимо, до сих пор лежит в Гонконг-Шанхайском банке. Поэтому вместо того, чтобы выпрашивать кредиты МВФ, России надо заняться извлечением своего золота и процентов за его хранение из банков Японии и Британии.
Эмигрировав в Китай, атаман вскоре уехал в США и Канаду, затем обосновался в Японии. С образованием же в 1932 году государства Маньчжоу-Го, во главе которого встал последний китайский император из Манчжурской династии Пу-И, японцы предоставили атаману дом в Дайрене, где он прожил до августа 1945 года, и назначили ежемесячную пенсию в 1000 иен.
В Маньчжоу-Го, несмотря на ширму независимости, всем заправляли японские советники. Главную роль играла японская военная миссия в Харбине, которая и захотела поставить под свой полный контроль более 80 тысяч русских эмигрантов, проживающих в Манчжурии. Все эмигранты из России как в Манчжурии, так и по всему миру, были сильно разобщены, чему немало способствовали агенты советских органов госбезопасности. Существовало немыслимое множество организаций, лидеры которых постоянно спорили, кто из них самый главный. При этом много говорили о необходимости объединения, причем каждый лидер считал, что объединение должно произойти вокруг него. Споры велись и о пути, которым должна пойти Россия после падения большевизма. Самим эмигрантам объединиться так и не удалось. Однако в Манчжурии это смогли сделать, по иронии судьбы, японцы. В 1934 году по их предложению было создано Бюро по делам российских эмигрантов в Манчжурской империи (БРЭМ). Надежды на самостоятельность и независимость БРЭМа очень скоро рухнули. Зато японцы смогли объединить необъединимое: заклятых врагов атамана Григория Семенова и Константина Родзаевского, который был лидером Всероссийской фашистской партии, созданной в 1925 году в Харбине под влиянием успехов Б.Муссолини в Италии. Во время своего наивысшего расцвета партия насчитывала более 30 тысяч человек, имела филиалы в Австралии, Северной и Южной Америке, Европе, по всей Юго-Восточной Азии.
Наступил август 1945 года. Красная Армия заняла Манчжурию — и значит пришло время расплаты. Обстоятельства арестов Родзаевского и Власьевского известны: оба выехали в Китай, где не было советских войск и их нельзя было просто арестовать. Там сотрудники НКВД (руководил операцией человек по фамилии Патрикеев) провели головоломные операции: обоим пообещали прощение и любую работу на благо России. Власьевский даже вылетал в занятую войсками СССР Манчжурию и встречался с Маршалом Советского Союза Родионом Малиновским, после чего решил добровольно вернуться, поддавшись на уговоры жены и Патрикеева, и советский самолет доставил его из Читы на Лубянку. Родзаевский также поддался на уговоры и обещание устройства на работу журналистом на Дальнем Востоке. Перед вылетом он написал письмо товарищу Сталину, в котором, в частности, говорилось: "Не сразу, а постепенно мы пришли к этим выводам, изложенным здесь. Но пришли и решили: сталинизм — это как раз то самое, что мы ошибочно называли российским фашизмом: это — наш "российский фашизм", очищенный от крайностей, иллюзий и заблуждений. (…) Я готов принять на себя ответственность за всю работу Российского фашистского союза, готов предстать перед любым судом, готов умереть, если нужно. Если советской власти это надо — можно убить по суду или без суда. (…) В интересах Родины и революции я прошу Великого Сталина и Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик об издании гуманнейшего акта амнистии всем российским эмигрантам. (…) Смерть без Родины, жизнь без Родины или работа против Родины — ад. Мы хотим умереть по приказу Родины или в любом месте делать для Родины любую работу"… Судьба К.В.Родзаевского, однако, сложилась так же, как у Власьевского: из Китая с документами советского лейтенанта он прилетел на Лубянку. С обстоятельствами ареста Атамана Семенова сложней. Имеется три версии, причем у каждой находятся свидетели. Первая — самолет с Г.Семеновым, направляющимся в Китай, случайно приземлился в Чаньчуне, уже занятом советскими войсками, где атамана и арестовали. Вторая — на дом Семенова в Дайрене выбросили советский десант (другая вариация — к нему домой приехали советские офицеры). Атаман уже ждал советские войска, а потому накрыл дома шикарный стол и пригласил вошедших офицеров отобедать. Они согласились, а после обеда советский полковник встал и объявил атаману об аресте. Третья — Г.Семенов при всех регалиях в парадной форме с шашкой встретил советские войска на железнодорожном вокзале, где и был арестован. Какая версия верная — судить не мне. Но могу сказать, что в деле есть сведения об изъятии у атамана царских орденов, которые потом бесследно исчезли.
Почти год органы СМЕРШ, а с весны 1946 года МГБ СССР, вели следствие. В одно дело были объединены следующие лица. Сам атаман, упоминавшиеся ранее К.В.Родзаевский, Л.Ф.Власьевский, А.П.Бакшеев, Л.П.Охотин, князь Н.А.Ухтомский и другие лица. Суд над ними, который начался 26 августа 1946 года, широко освещался, в отличие, скажем, от суда над генералом Власовым, состоявшегося месяцем ранее, или суда над атаманом П.Н.Красновым, А.Г.Шкуро и другими, о которых были лишь скупые сообщения. Процессу над, как их называли, "семеновцами" советские газеты посвящали целые полосы. Если быть объективными, то "семеновцами" были только трое из восьми подсудимых — атаман и Власьевский с Бакшеевым.
Но обратимся к первому судебному заседанию. Открыл его председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР В.В.Ульрих (председательствовал на процессах Каменева, Зиновьева, Радека, Тухачевского, Бухарина). Все подсудимые один за другим признали себя виновными. Всех обвиняли в антисоветской агитации и пропаганде, шпионаже против СССР, диверсиях, терроризме.
30 августа подсудимых признали виновными. В.В. Ульрих в 5.10 утра начал и в 5.30 закончил чтение приговора. По нему атаман Г.Н.Семенов на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года был приговорен к смертной казни через повешение с конфискацией имущества как "врага советского народа и активного пособника японских агрессоров". Власьевский, Родзаевский, Бакшеев были приговорены к расстрелу с конфискацией имущества. Князь Ухтомский и Охотин, "учитывая их сравнительно меньшую роль в антисоветской деятельности”, приговорены к 20 и 15 годам каторжных работ, соответственно, с конфискацией имущества. Ни тот ни другой до выхода из лагеря не дожили. Охотин умер в 1948 году, князь Ухтомский — 18 августа 1953 года.
Приведу интересную цитату из статьи покойного ныне А.Кайгородова: "Он был забайкальский казак" о том, как убивали атамана Семенова: "Когда его вывели на голгофу, он потребовал священника, хотя хорошо знал, что у большевиков такое не практикуется. В требовании было отказано, при этом по расстрельному подвалу прокатился громкий идиотский хохот палачей. Атамана повесили старым, давно запрещенным способом: на шее петля, он висел, но еще долго дышал. Двое палачей, наблюдая конвульсии, со смехом острили: "Кайся, гад, кайся, скоро ведь задубеешь!" Казнили Г.Семенова 30 августа в 11 часов вечера.
4 апреля 1994 года в отношении Г.М.Семенова, а 26 марта 1998 года в отношении остальных семерых подсудимых Военная коллегия Верховного Суда РФ пересматривала уголовное дело. По статье 58-10 ч. 2 (антисоветская агитация и пропаганда) УК РСФСР дело в отношении всех подсудимых прекращено за отсутствием состава преступления, в остальной части приговор оставлен в силе, а подсудимые признаны не подлежащими реабилитации Золото атамана СеменоваДенег после Семенова не осталось. Осталась идеяИз всех кровавых монстров гражданской войны, живописанных большевиками, наиболее жутко выглядел атаман Семенов. Его блестяще изобразил держатель одноименного псевдонима, Юлиан, в романе «Пароль не нужен» — совершенно звероподобная горилла в лампасах, любимым развлечением которой является порка шомполами и нагайками всех встречных-поперечных.
Не знаю, возможно — автор Штирлица перепутал русского офицера с маркизом де Садом. Впрочем, Семёнов был вообще неравнодушен к теме истязаний и вставлял соответствующие сцены куда не попадя. Но белый атаман в этой роли смотрелся вполне достоверно. «Пытать и вешать», а также пороть, забивать насмерть и так далее этой породе людей было вроде как положено по чину.
Тем большим шоком для меня стало появление книги мемуаров атамана Семенова «О себе» (изд-во «Центрполиграф», 2007 г.). Гляжу на книгу с изумлением: «Гм, значит атаман того… писать умел?»
В процессе чтения книги звероподобная горилла работы Семёнова постепенно исчезает.
На ее месте появляется разносторонне образованный русский офицер, умеющий стратегически мыслить, со своей системой оригинальных взглядов. Разумеется, не без своих тараканов в голове, но у кого их нет? Тем более, атаман, в отличии от многих других, отлично осознавал свою ограниченность во многих отношениях. Иногда он её даже декларировал. Например, он был убеждён, что военным не следует заниматься политикой:
«Преступно вовлекать армию в борьбу политических партий, потому что совершенно бессмысленно верить в возможность существования такой идеальной партийной программы, которую можно было бы считать безусловным рецептом спасения родины».
Увы, от политики он не уберёгся. Гражданская война не даёт такой возможности.
Атаман начал свой военный путь еще в Первую мировую войну, воевал с немцами и хорошо знает как вчерашних врагов, так и вчерашних союзников. Его замечания о Западной Украине поражают своей точностью:
«В Галиции и Буковине меня крайне поражала бедность и занятость крестьян — гуцулов и русин. Их внешний вид и образ жизни всегда порождал глубокое, до болезненности, сожаление, особенно принимая во внимание их родственность нам — они говорили на чистом великорусском языке (выделено мной — А.Р.) Избы их ютятся обычно в одиночку по скатам и уступам гор, и редко можно найти село, насчитывающее более двух-трех десятков домов».
Вообще, картину предвоенной России атаман Семенов дает более четкую, чем Солженицын.
Поражает и то, что по образу мыслей казачий атаман совершенно не походит на нынешних «патриотов», столь широко представленных в Интернете. Причём дело не столько в радикальных расхождениях, сколько в интонации и оценке того, что он считает важным, а что нет.
Вот, к примеру, походя брошенная фраза:
«Наиболее обеспеченным и влиятельным положением в Галиции, как мне показалось, пользовались евреи, на притеснения которых сильно жаловались русины».
По идее, в этом месте интернет-патриот обязан грызть горстями русскую землю, пока у него не потечет изо рта черная, как сотня, слюна, и клясться отомстить за притеснения русинов… Атаман Семенов же преспокойно переходит к анализу положения на фронтах. Для него притеснения одной общины другой – факт, безусловно, неприятный, но, в общем, житейский. Тут одно из двух — либо казачий офицер, награжденный Георгием за храбрость и золотым Георгиевским оружием, был «патриот ненастоящий», либо пути русского патриотизма в последнее время зашли куда-то не туда…
Пути атамана Семенова по лабиринту Гражданской войны сделали бы честь любому боевику. А некоторые эпизоды сейчас показались бы и вовсе надуманными. Скажем, как в начале борьбы против красных атаман захватил железнодорожную станцию под угрозой артиллерийского обстрела. Пушек не было, и за орудие сошло прикрытое брезентом бревно… Или как знаменитый барон Унгерн-Штернберг с одним казаком разоружали большевизированный полк дезертиров… Или…
Конечно, шла война, и нравы были суровыми,. Но ничего похожего на «порку шомполами» вы в книге не найдете. Атаман Семенов в критических моментах поступал так, как надлежит русскому офицеру:
«Наша дверь с шумом распахнулась, и в комнату ворвалось восемь человек вооруженных полицейских (красных милиционеров — А.Р.), сразу же бросившихся ко мне и объявивших, что я арестован. Среди них не было ни одного офицера или чина, соответствовавшего моему званию. Я встал и, подойдя к ближайшему, начал наносить ему удары в лицо».
Или вот:
«Поставив у всех выходов вооруженных офицеров с приказанием никого не впускать и не выпускать из помещения, я быстро вошел в зал и заседания и, поднявшись на кафедру, скомандовал: «Руки вверх!»
Однако вряд ли разумно рассматривать мемуары атамана как сборник забавных приключений времен Гражданской войны.
Автора больше всего занимает вопрос — почему же белые (которых Семенов называет «русскими националистами») проиграли? И кому они проиграли?
На это даются смелые, нелицеприятные ответы.
Во-первых, Белым Движением не была выдвинута единая концепция будущего России. Кто-то сражался «за царя и Отечество», кто-то — за Учредительное Собрание… В то время как большевики выступали единым фронтом и не скупились на самые щедрые посулы.
Во-вторых — для белых Россия представляла самоценность, в то время как большевики готовы были на любые жертвы, рассматривая страну в качестве плацдарма для мировой революции.
В-третьих — союзники вероломно бросили белых во время Гражданской войны, не желая терять торговых выгод от возможного сотрудничества с большевиками.
Кстати о выгодах. Красные обвиняли атамана Семенова в похищении «царского золота» — части золотого запаса, оставшейся в Сибири. Из мемуаров атамана видно, куда пошли эти деньги — на содержание армии, Особого Манчжурского Отряда, оказывавшего сопротивление большевикам. Кстати, Азиатская Конная дивизия барона фон Унгерн-Штернберга также содержалась на «царское золото» (если кто видел портрет барона, то наверняка обратил внимание на его погоны — на них написано АС, «Атаман Семенов»).
Что касается большевиков, о них атаман писал так:
«Большевистская власть еще потому неспособна к эволюции, к превращению ее в национальную власть, что в большинстве своих агентов состоит из преступного элемента, преступления коих в прошлом и безумные зверства в настоящем создали между ними и народом неодолимую стену ненависти и презрения, и потому всякая свобода, всякое послабление, данные народу, грозят, прежде всего, выходом на волю чувства народной мести и, следовательно, никогда не будут даны».
* * *
Денег после Семенова не осталось. Осталась идея:
«Образование единой международной организации для борьбы с большевизмом — Белого интернационала — в противовес Красному, вовлечение в эту организацию виднейших политических представителей финансового и коммерческого мира, создание единого распорядительного органа этого интернационала и его особого денежного фонда».
Атаман свою битву проиграл, но война за Россию и за весь мир еще продолжается.
Золота уж нет. Есть воспоминания Григория Михайловича Семенова, которые для понимающих людей стоят дороже.
У Григория Михайловича Семенова была большая семья: сыновья Вячеслав и Михаил, дочери Елена, Татьяна, Елизавета, Валентина, внук Гриша. Даже не предполагал, что придется когда-либо писать об их трагической судьбе. Все решил случай. Как-то в разговоре приятель обмолвился фразой: «А ведь под Рыбинском в психбольнице для осужденных содержится дочь атамана Семенова Елена»...
В бывшем имении князей Урусовых действительно доживала свой век (ей было семьдесят два года) состарившаяся в сталинских лагерях и психбольницах дочь атамана. Смотрю на фото времен ее молодости. Она так напоминает актрису Клару Лучко. А передо мной сидела женщина с остановившимся взглядом, в котором затаились печаль и скорбь. Уроженка Порт-Артура, воспитанница престижного учебного заведения в Токио, обученная не только реверансам, но и иноземным языкам, она в полинявшем платке с цветочками, повязанном по-деревенски под подбородком, напоминала ярославскую крестьянку.
Шел 1993 год. У Елены Григорьевны не было ни опекуна, ни крыши над головой.
Детство Елены Семеновой прошло в хлебосольном отцовском доме в Харбине. Отец души в ней не чаял. А вот замужество не удалось. Одна радость была – сын Гриша. Но и его отобрали у матери чекисты, когда ребенку шел шестой год. А ей предъявили обвинение в работе на японскую разведку и дали срок – четверть века.
В пятьдесят втором, не выдержав одиночества в перенаселенной зоне, она бросилась, как сын вождя Яков, на колючую проволоку. Выстрел с вышки прозвучал немедленно. Полтора месяца Елена провела в больничке, выжила вопреки прогнозам. И оказалась в тюремной психушке.
Судьба других детей атамана также была трагической. Сына Вячеслава чекисты арестовали в Харбине. Он попал в ту же внутреннюю тюрьму Лубянки, что и отец. Приговор, расстрел, был заменен на традиционный четвертак. Вячеслав вышел на свободу в 1956 году. Уехал на юг, в Симферополь. Здесь устроился в... психиатрическую лечебницу, до смертного часа помогал несчастным. А 14 октября 1993 года скончался на 78-м году жизни, не оставив наслед-ников.
Второго сына Григория Михайловича – Михаила в 1945-м «судил» Хабаровский трибунал, приговорив к расстрелу. И это при том, что он никогда не брал в руки оружия, ни дня не служил в белогвардейских войсках, поскольку был инвалидом с детства – страдал от болезни опорно-двигательного аппарата, осложненного заболеванием позвоночника.
Как рассказывала Елена, «Мишу видели во Владимир-ском централе, где содержались наиболее опасные враги режима». Он якобы уходил на этап с бытовиками. Возможно, где-то в пути он был застрелен, ослабевший от тяжелого пути. А приговор военного трибунала был написан задним числом, чтобы отвязаться от род-ственников, начавших после смерти Сталина искать Михаила Григорьевича.
Четверть века в ГУЛАГе должна была провести Татьяна. Поскольку в годы гражданской войны она еще не появилась на свет, ее судили как члена семьи изменника Родины (ЧСИР). Освобождена и реабилитирована в конце 50-х. Жила в Новороссийске, преподавала иностранные языки.
Елизавета, как и Татьяна, отсидела срок. Жила рядом с ней, в Новороссийске, преподавала музыку. Лишь самая младшая дочь Семенова, Валентина, единственная не испила чашу, которую выпили до дна остальные. Ей удалось эмигрировать в Австралию, где она вышла замуж за русского с истинно сибирской фамилией – Смологонов...
* * *
Вскоре после публикации в «Северном» больницу «Спасское» посетил внучатый племянник Елены Григорьевны Никита Михайлович Семенов и увез ее к себе в Москву.
Уголовное дело атамана Григория Михайловича Семенова было пересмотрено в 1994 году. Он оправдан лишь по обвинению в «антисовет-ской пропаганде и агитации» в связи с отсутствием состава преступления. Может быть, сегодня, после перезахоронения на Родине праха А. И. Деникина, пришло время объективно пересмотреть дело атамана Семенова? Ведь судил Григория Михайловича небезызвестный Ульрих, чье имя вписано в кровавую историю советского «правосудия» рядом с фамилией Вышинского.
|
|
